Задымился тоской кабинет.

Мы рванулись из бархатных кресел.

 За окном гордый горный хребет

На себя синий саван навесил.

                        <*>

 Друг мой, стройную спину согнув,

Взор зажег над погасшей улыбкой.

Я глядел на его седину,

На движенье руки его гибкой.

                        <*>

 В этом городе слез и утех

Над Курою зелено- седою,

 Мне милей и дороже был всех

Этот старец с душой молодою.

                        <*>

 В каждом дне, как в далеких веках,

Сын любимый высокого Лори,

 Он читал, чтоб поведать в стихах

И армянскую радость и горе.

                        <*>

 В пропотелой коросте сукна

Я приехал из дымного Вана,

 Где в развалинах тлела страна,

Дорогая душе Туманяна.

                        <*>

 Сын его, мой дружок Артавазд

 Пал, зарубленный саблею вражьей.

 Знал об этом отец и рвалась

Нить беседы о том, что не скажешь.

                        <*>

 Где он взял, Ованес, столько сил,

 Чтоб слезою не вспыхнуть ни разу?

Не о сыне своем говорил,

О судьбе всех народов Кавказа.

                        <*>

 Встал поэт. Из замученных глаз

Проблеснули зарницы тугие.

 Он спросил: « Неужели Кавказ

Покидает навеки Россия?

                        <*>

 Ведь она лишь одна помогла

 Нам в далекие черные годы

 И от шахского рабства спасла

Закавказские наши народы.

                        <*>

 Правда в сердце российском живет—

Это знают века и народы.

 Неужели же русский народ

Позабудет нас в трудные годы?»

                        <*>

Я, неграмотный в судьбах людей,

В гимнастерке своей запотелой

  Задыхался под вихрем идей,

Мудрецу отвечая несмело:

                        <*>

 « Буря мчится над нами теперь,

Вольно сердце московское бьется,

 И в Россию открытая дверь

Пред Кавказом вовек не замкнется».

                        <*>

Вспыхнул взором седой Туманян.

И душа распахнулась поэта,

 О свободе, о дружбе всех стран

Убежденной мечтою согрета.