Мне не спалось упорно.

 За окошком Зурна звенела горестно и зябко,

Выплакивая старых слез запас.

 Мне не спалось. Меня печаль томила—

 Тоска зурны, безмерность ночи южной,

Какая-то щемящая обида...

И я решила: завтра же уеду,

 С утра отправлюсь в городскую кассу

 И— никогда... Я шла по Еревану.

Фонтаны били. Розовел Масис.

В садах и скверах осень полыхала.

 Я вышла слишком рано. Тишина

 Еще дремала на пустых проспектах,

Высокогорность свежестью бодрила,

И под гору легко шагалось мне.

 Совсем одной. Лишь кое-где, зевая,

Показывались дворники в воротах,

 И зачастили, зашуршали мётлы,

Прилежно выметая тишину.

 Потом, тревожа дробным шагом площадь,

 Прошла к заводу утренняя смена

И растеклась по улицам ночная.

                        <*>

                      Вот где-то горны протрубили зорю,

 И солнце стало вверх ползти, как флаг,

 Торжественно и тихо. Проявлялись

Оттенки туфа— розоватый, желтый,

И город засветился изнутри.

 Повысыпали школьники. Сначала

Старательные двигались солидно,

Потом заторопились лежебоки,

И, всех сшибая, побежали сони...

Я шла по Еревану. Замелькало,

Задвигалось всё сразу, загалдело.

Слепило солнце, небо, листья, взгляды.

И чем я ближе к цели подходила,

Тем почему-то медленнее шла.

Кассирша мне сказала: « Нет билетов».

И вдруг сверкнула черным, влажным взором:

« Э, джаник, а куда вам торопиться?

К своим дождям?.. Смотри, какое утро!

Мы так легко гостей не отпускаем...»

Я шла по Еревану— мне казалось,

Что ласковей земли на свете нет!