Пусть я недокормыш судьбы,

Мне люди милы и гробы.

Подземные древние соки

Плещутся в жилах моих.

Но кто осушает истоки

И делит людей на живых

И мертвых?

Ну кто этой ночью

Пришел убедиться воочью,

Что я умерла и опять

В родимое русло вернулась?

Он звал меня— не обернулась...

Но я соберусь умирать

Лишь в случае,

Если когда-то

От мертвых я буду отъята,

От этих истоков своих.

Кто делит людей на живых

И мертвых,

Тот жаждет распада.

                         II

 А когда-то сюда под торжественный свод

Из окрестных селений стекался народ:

Шли бесплодные жены и нищие шли,

Полз безногий и тряс головою в пыли,

 И прощупывал воздух руками слепец,

Шли воитель и пахарь, пастух и кузнец.

Шли они босиком сквозь полуденный зной,

Круторогих баранов вели за собой,

Чтоб карабкался вверх к небесам золотым

Красный вопль бараний и жертвенный дым.

Шли сюда в годовщины торжеств и смертей

И в купели крестили кудрявых детей.

 Черных вдов приводили и белых невест,

Целовали объятье распятое— крест...

До сих пор подпирают сухой небосклон

Голоса их умершие хором колонн.